— Расту, наверное. Так я могу пройти?

Причин отказать мне у неё не было, но я всё равно замерла, ожидая ответа. Больше идти было некуда.

— Работы Сорца в дальней секции.

А то я не знаю. Не зря же выбрала.

— Благодарю.

В читальном зале никого не было. Каждый стук невысоких каблучков эхом звучал в пустоте, и я невольно поёжилась. Жутко.

Свернув направо, я прошла мимо огромных стеллажей, выстроенных в ряд, снова направо, немного прямо и вот она дальняя секция — небольшая комнатка с парой столов и двумя шкафами, в которых хранились труды великого искрящего Гариуса Сорца.

Не глядя схватила первую попавшуюся книгу, села за стол, раскрыла и замерла, уставившись перед собой невидящим взглядом.

Вот теперь можно было подумать и проанализировать произошедшее. А также понять, как быть дальше.

Сначала я себя отругала. Не стоило убегать из столовой. Совсем не стоило. Да, увидеть веточку жасмина на лацкане пиджака Корвила я никак не ожидала. Это стало больше чем шоком, самым настоящим приговором.

Конечно, уйти следовало, но не бросать поднос на пол и убегать. Этим я могла выдать себя.

Ведь он ждал её.

Ту незнакомку с бала.

Осторожно провела подушечками пальцев по губам, вспоминая тот жаркий поцелуй и чувства, которые всколыхнулись в груди. Прерывистый шёпот и мольба прийти, не убегать, не отказываться от призрачного счастья.

Не надо было приходить. Но я не смога противиться любопытству и тому ощущению волшебства, которое буквально заставило меня лететь в столовую. А ведь я тянула до последнего.

Великие, что же теперь делать?

Оставалось надежда, что Корвил не понял, не догадался. Призрачная, но оставалась.

Но как быть мне? Как ходить по одним с ним коридорам, как смотреть ему в глаза, отвечать на колкости и придирки?

Не смогу. Не получится.

Я прижала ладони к горящим щекам.

Как притвориться и забыть, что этой ночи не было и того разговора в тени ракиты тоже. Это безумие.

Безумие, которое горело внутри, отзываясь непонятной тоской в сердце.

Дерек Корвил. Сангорианец, из-за которого я столько плакала ночей, пытаясь понять, чем вызвана эта агрессия и неприятие.

— Я справлюсь, — прошептала сама себе, положив руки на книгу. — Выбор Великой можно проигнорировать и забыть. Всё в наших руках.

Говорила, а сама не верила.

Хотелось кричать, рыдать, стучать, но я продолжала сидеть, упираясь взглядом в соседнюю стену.

Потрясение медленно сходило на нет. Пройдёт и остальное. Надо лишь быть сильной.

— Поговорим? — тихо спросил Корвил.

Подскочив на стуле, я резко обернулась.

В проёме, опираясь о косяк, стоял Дерек Корвил собственной персоной. Молодой человек напряженно смотрел мне прямо в глаза.

Сердце дрогнуло.

Пересечение взглядов и всего лишь мгновение на то, чтобы понять — он знает!

— Я могу сесть?

И не дожидаясь разрешения, подошёл ближе, отодвинул скрипучий деревянный стул с кривыми ножками и сел. Теперь нас разделял лишь стол.

«Проблемы межвидовой организации древнего мира и пути их развития», — медленно прочитал Корвил, заглядывая в книгу. — Интересно?

— Очень, — с трудом ответила ему, продолжая подозрительно хмуриться.

С чего такая любезность?

— Зачем сбежала? — всё так же спокойно спросил молодой человек.

Говорить, что не сбегала, было глупо и я лишь неопределённо пожала плечами, отводя взгляд в сторону.

— Просто не ожидала.

— Что Богиня свела меня с тобой?

А сам смотрит, следит за реакцией. Словно ждёт, что я вот прям сейчас начну переубеждать его, говорить, что не понимаю, о чём речь и ему всё показалось. Нет, не стану.

— Это не приговор, Корвил, — вновь поворачиваясь к нему, произнесла я, выдерживая взгляд тёмных глаз. — И не истина, нарушить которую мы не смеем. Смеем, можем и следовать не будем.

— Ты весьма категорична, Торнтон.

Длинные пальцы забарабанили по крышке стола, выводя замысловатую дробь и разрушая гнетущую тишину, которая вновь возникла, стоило нам замолчать.

— Разве я не права? Мы узнали и теперь забудем всё, что произошло прошлой ночью.

— А если я этого не хочу, — откидываясь на спинку стула, вдруг заметил Корвил.

— Знаешь, сейчас не лучший способ показывать характер и делать в пику мне, — холодно улыбнувшись, ответила ему. Но если бы Дерек знал, каких сил мне стоила эта игра. — Нам обоим не нужны проблемы.

— Но ведь что-то общее в нас есть, если Великая решила соединить?

— Есть. Взаимная антипатия, — я встала со стула, поправила жакет и юбку. — Если ты вдруг решишь распустить слух о том, что произошло вечером… Я буду всё отрицать. Доказательств у тебя нет и быть не может. А Айола подтвердит, что я весь вечер была с ней. Ты просто выставишь себя дураком. Хотя тебе не в первый раз.

— Отличная попытка, Сэм, — молодой человек медленно поднял руки и хлопнул в ладоши. Три раза и криво улыбнулся. — Вот только я ничего не забыл. И собираюсь пойти до конца.

— И что это значит? — отступив на шаг и нахмурив брови, спросила у него.

— Скоро узнаешь.

Звучало угрожающе, хотя в голосе этого не было. Скорее обещание.

— Не хочу, — упрямо повторила я. — Что бы ты ни задумал, у тебя ничего не выйдет. Мы слишком разные. Ты почти весь год доводил меня, а сейчас решил сыграть в чувства? Не выйдет. Не позволю!

Выкрикнув последние слова, я развернулась и ушла, оставив Корвила одного. Глупая, была полностью уверена, что разговор окончен и прошлое осталось в прошлом.

Забыла, что Дерек всегда идёт до конца и добивается того, чего хочет. А в этот раз он хотел меня.

Скрипнула дверь, вырывая меня из воспоминаний, и на пороге возник Архольд. Мужчина на мгновение замер, увидев меня у зеркала, но почти сразу взял себя в руки.

— Почему не спишь?

— Тебя жду, — поправив полы халата, ответила ему.

— Зачем? — прошёл вперёд, снял камзол, бросив на пуфик у кровати, и принялся расстёгивать манжеты.

— Ты должен обратиться к врачу.

— Со мной всё в порядке.

— Ты едва не убил собственного брата.

— Сводного, — спокойно поправил меня герцог. — Поверь, он совершенно не рад нашему родству.

— Всё равно. Ты применил искру. А если он пожалуется. Ты хоть понимаешь, как это опасно? — сидеть не было сил, и я встала, сжимая в руках поясок от халата.

— Беспокоишься обо мне, Сэм?

Опять он играет и паясничает.

— Прекрати играть. Тебя едва не отравили.

— Но ты меня спасла, вывела весь яд из организма.

— Этого недостаточно. Дерек, ты всегда славился своей выдержкой, спокойствием и хладнокровием. Да, Октавир повёл себя не красиво, его слова о твоей матери были чудовищны и несправедливы, но ты его чуть не убил.

— Несправедливы? — тихо повторил он, перестав бороться с пуговицами и повернувшись ко мне. — Несправедливы, Сэм? Моей матери было семнадцать, когда она встретилась на том балу с отцом. Семнадцать! Совсем ребёнок. А ему за сорок. Он же в отцы ей годился!

Запнулся и продолжил уже более холодным тоном.

— Она сразу сказала ему, кто такая. Что дочь башмачника, что простолюдинка. Надо было остановиться. Он должен был остановиться! Но нет. Вино, хмель и волшебство ночи. Он лишил её невинности прямо в кустах дворца. Романтично, правда?

— Дерек, — с трудом прошептала я, не зная, что делать с этим неожиданным откровением.

— В результате этой ночи на свет был произведён я… Нет, поступил отец как настоящий герой, женился, привёз молодую жену домой. И не смог пережить, когда её не приняли. Потому что благословение Великих — это испытание, а пройти его он не смог. Снова начал пить, потом отправил молодую жену с младенцем в загородное поместье.

— Ты не обязан мне это рассказывать.

— Да, но ты должна услышать. Мне было пять, когда нас отправили в Вельхорт, небольшой городок на юге Сангориа. Первое время он часто приезжал, потом всё реже и реже. Я помню себя десятилетним, когда застал маму плачущей над газетой, где рассказывалось об оперной певице, которая вот уже полгода была официально любовницей отца. Когда он явился, мама попыталась его выгнать. Не вышло. В результате этого разговора на свет появилась Одетт. Моя сестра никогда не видела отца. Он больше не приезжал. Ни разу. А перед смертью сообщил, что собирается разводиться. Сама понимаешь, что деньги нам высылать перестали. И раньше проблемы были, но после рождения сестры стало совсем туго. Нас спас Найджел. Он не дал мне погибнуть в подворотне, когда я пытался во время кулачных боев заработать денег на еду своей семье, не дал скатиться до воровства. Именно его Одетт называла папой, когда была малышкой. И только благодаря ему мама вновь начала улыбаться.